Саше не спалось, – его опять мучили кошмары. Выйдя на крыльцо и вдохнув свежего воздуха, он попытался представить себя в родном совхозе. Вид деревьев, окутанных лунным светом, почти вернул то забытое состояние эйфории, которое он испытывал в то время, когда жил на родной земле, окруженный теплом семьи и любовью односельчан. Саша набрал в легкие воздуха и, что есть силы, крикнул. Ему хотелось разорвать ночную тишину резким криком победителя, но вместо этого, уже в который раз, тело исторгло протяжный жалобный вой. Саша смутился и шагнул в дверь холодного казенного здания. Он решил еще раз попытаться уснуть.

Парикмахерская была полна народу, – люди толпились в фойе, ожидая своей очереди. Посетители удивляли разноцветьем одежды и странностями имиджей. Зашедший в парикмахерскую молодой человек, подошел к мужчине, одетому в черный костюм и кепку, и спросил, слегка тронув за рукав: «Вы последний?». Обернувшись, мужчина, картавя, ответил: «Нет, батенька, я пейвый». Это был вождь мирового пролетариата Владимир Ильич Ленин.

Молодой человек обратился с этим же вопросом к странному мужчине, одетому в военный китель. Мужчина с недоверием глянул в глаза собеседнику, коснулся крошечных квадратных усиков под носом, и ответил на немецком языке: «Nein!». Молодой человек пошел вдоль очереди, в которой, казалось, собрались все покойные вожди: Сталин, Муссолини, Чаушеску, Милошевич…. Все они по очереди отвечали на своих языках – нет!

Дойдя до хвоста бесконечной череды исторических персонажей, молодой человек увидел усатого мужчину лет пятидесяти, голову которого покрывала редкая прядь волос. Они встретились глазами, и мужчина, положив на свою грудь непропорционально большую ладонь, сказал на ломаном русском языке: «Если чэсна? Я паследний!». На экран выполз кроваво-красный титр: «Последний диктатор Европы».

Саша узнал в лысом мужчине себя, замотал головой, пытаясь стряхнуть чудовищное видение, и… проснулся. Он лежал по диагонали на огромной кровати. Казалось, что он лежит в бассейне, наполненном какой-то липкой субстанцией. Его огромные ноги нервно подрагивали. Саша сделал усилие и дотянулся до телефонной трубки, лежащей на тумбочке. Он сжал ее в левой руке, правой нажав кнопку с цифрой «3».

После нескольких гудков, на другой стороне телефонного кабеля суховатый голос ответил: «Слушаю, уважаемый Александр Григорьевич!». Показная бодрость выдавала легкую фальш в голосе. Саша глянул на светящийся циферблат часов, – они показывали 3:12. Он не стал утруждать себя приветствием, и сразу спросил: «Слышь, Авбровь, тебе не кажется, что меня неправильно полемизируют?». Голос бодро ответил: «Моя фамилия Невыглас, Александр Григорьевич. Но это неважно. Думаю, что, конечно, недотягивают…. Но это не является определяющим. Хотя…. Может быть, позвоните Уралу Рамдраковичу. Возможно, он глубже и точнее провентилирует этот вопрос и…». Саша не стал дослушивать бессмысленный набор слов, и нажал на трубке цифру «5».

Трубка ответила практически сразу. Голос звучал как будто где-то вдалеке: «Нет, я на это пойти не могу…. Я президента не сдам!». После секундной паузы голос стал отчетливым и громким: «Да, слушаю!». Саша знал эти трюки. Он знал, что Урал крепко спал еще секунду назад, а когда увидел, кто звонит, в очередной раз разыграл короткий моноспектакль. Роль оппозиционера, «подкупающего» честного чиновника, исполняла спящая жена главы президентской администрации.

Саша уважал Урала за природную татарскую хитрецу и докторскую диссертацию, защищенную в период службы в КГБ. Саша начал с того же вопроса: «Урал, тебе не кажется, что меня неправильно полемизируют?». Урал ответил не задумываясь: «Мне не кажется, а я точно уверен, что вас позиционируют не совсем верно. Мы с товарищами как раз сейчас обсуждаем эту проблему». Он знал, что Саша зачастую путает свежевыученные слова, и потому корректно напомнил правильное произношение слова «позиционируют».

– И что вы с товарищами придумали? – спросил Саша.

– Придумали несколько ходов, чтобы, так сказать, освежить имидж, продемонстрировать новые качества товара…

– Урал, я же тебя просил, не называй меня товаром, – Саша слегка занервничал. Когда его так называли, ему казалось, что Урал давно договорился с оппозицией о выгодной продаже этого самого товара.

– Прошу прощения, Александр Григорьевич.

– Так что вы там придумывали, спрашиваю, – раздраженно повторил вопрос Саша. Он знал, что Урал сейчас начнет придумывать на ходу всякий бред, из которого потом выудит одну стоящую идею.

– Несколько вариантов. Например, космическая тема. Плакат: вы в космическом скафандре с приветственно поднятой рукой на фоне ракеты. Внизу слоган: «Just do it!».

– Какой джаз дует? Что за галиматья?

– Да это по-английски. Значит, типа, «Сделай это!». – Урал подумал о том, что неплохо было бы остановиться на космической теме, чтобы не пришлось придумывать в четвертом часу ночи еще какую-нибудь чепуху.

– Ты мне скажи честно, Урал, вы с Пашей эту космическую тему на кой хрен пробиваете целый год? Надеетесь, что я улечу и не вернусь больше?

Урал не хватило смелости сказать, что космическая тема выплыла у него в мозгу пять минут назад только лишь потому, что накануне вечером он дремал перед телевизором, включенном на канале «Дискавери», по которому показывали американский фильм «Последний полет: хроника космических катастроф». Да и год назад эта тема родилась из шутки Паши Якубовича, когда они сидели вечером в компании литровой бутылки армянского коньяка «Арарат», привезенного Уралом из Москвы.

Урал подумал, что неплохо было бы разрядить атмосферу какой-нибудь шуткой, но в голову ничего, как назло, не приходило.

– Ну, что вы, Александр Григорьевич, мы еще повоюем. – Фраза получилась достаточно нелепой. Из сказанного не было понятно, кто против кого будет воевать, и кто в этой войне победит.

– Ты знаешь, Урал, мне вчера один приятель шутку рассказал:
 

Урал сжал угол одеяла зубами. Он знал, кто был автором этого стихотворения.

– Кто автор? Ты или Паша? – голос Саши стал жестким. Однажды, после такого же вопроса, правда, заданного не по телефону, в голову Урала полетела пепельница.

– Не я. – Тихо ответил Урал.

– Я знаю, Урал. Так вот, чтобы завтра у меня на столе лежала папка с новыми предложениями по моему протекционированию.

– Понял, Александр Григорьевич. Отпозиционируем по-новому. – Урал почувствовал, что на этот раз пепельница его миновала.

– Слушай, я ж тебя назначил главным в конной федерации. Может, придумай что-то с конями, что ли. Может, все на конях черных, а я на белом. Или я на коне, а оппозиция на пони. В общем, покрути там что-нибудь интересное, как ты можешь. – Саша не стал дожидаться слов прощания, и быстро положил трубку.
 

Он лег на спину и закрыл глаза.

На стапелях стояла ракета. Почти вся она была выкрашена в красный цвет, лишь блок первой ступени отсвечивал ярко-зеленым, да вдоль корпуса тянулись четыре тонких полоски красно-белого орнамента. К ракете подъехал черный лимузин, и из него вылез крупный усатый мужчина лет пятидесяти, одетый в скафандр. Его лысую голову покрывала редкая прядь волос. Он поднялся по металлическим ступенькам к люку, обернулся, и с грустной улыбкой сказал: «Поехали!».

Темнокожая журналистка телеканала CNN, стоя на крыше центра управления полетам передает главную мировую новость: «Сегодня с космодрома «Рыжковичи» запущен космический корабль «Буян». На его борту первый космонавт независимой Беларуси. Его отлета уже много лет ждут все жители этой страны, находящейся практически в центре Европейского континента». На экран выполз кроваво-красный титр: «Последний диктатор Европы».

Саша, не открывая глаз, потянулся за телефонной трубкой...