Он гордо вышагивал по проспекту, и, невзирая на малый рост, чуть свысока оглядывал проходящих мимо людей. Ноги его были обуты в старые демисезонные ботинки грязно-коричневого цвета; синий плащ топорщился из-под туго затянутого пояса; на голове нелепо торчала летняя шляпа "в дырочки", образца начала 70-х. На вид ему было около семидесяти. Поравнявшись со мной, он остановился и протянул руку. Сожалея, что придется обозначить свое знакомство с ним в столь людном месте, я протянул руку в ответ.

Он не стал церемониться, распространяясь о погоде и здоровье, и сразу спросил: "Ну, ты как, все пишешь или, наконец, делом занялся?". Ответить я не успел, он сразу продолжил: "А я снова работать пошел. Видал, как бывает... все-таки понадобились руководству страны старые кадры". Представить себе, что бывший секретарь парткома научно-исследовательского института может кому-то понадобиться, да еще для работы, я не мог. И потому мой вопрос прозвучал без тени наигрыша: "На каком участке понадобились властям, Иван Филиппович?". Вопроса он ждал, а потому ответил быстро и твердо: "На идеологическом, дорогой ты мой".

Не могу сказать, что я сильно расстроился, узнав о назначении Филиппыча на должность заместителя директора по идеологии на одном из минских предприятий. Скорее, даже порадовался за то, что одному из пенсионеров стало жить хоть чуточку лучше. А еще, порадовался за нарождающуюся в стране великую идею, которую понесет в народные массы армия Филиппычей, наряженных в стоптанные башмаки и шляпы "в дырочки".

Вот уже больше девяти лет все попытки власти продвинуть какую-нибудь из идей, разбиваются о желание народа жить сыто и спокойно. Первая волна идеологических бойцов состояла из молодых алчных приспособленцев, движимых вперед энергией Севы Янчевского и желанием "срубить денег по-легкому". Надо сказать, "срубить" удалось. Целый легион малолетних проныр обзавелись квартирами, машинами, мобильными телефонами и пейджерами. Их энтузиазм помог быстро разделить награбленные у администрации президента ресурсы, но так и не сплотил передовой отряд белорусской молодежи вокруг БПСМ и Александра Лукашенко. Недосчитавшись миллионов долларов, власть прихлопнула ей же созданную структуру, словно комара, до одури насосавшегося крови.

Почесав то место, где должна была находиться голова, власть решила доверить работу по построению новой идеологии поколению сорокалетних. Она принялась подтягивать великовозрасных неудачников к кабинетам, в которых еще недавно делили деньги молодые прагматики. Сменив таблички "БПСМ" на "БРСМ", чиновники от идеологии позволили себе расслабиться, а их новые назначенцы принялись осваивать полученные ресурсы.

Когда денег в стране стало категорически не хватать на самое необходимое, во властных кабинетах родилась гениальная идея: надо создать идеологическую структуру таким образом, чтобы ее содержание легло на плечи предприятий. Идея оказалась настолько привлекательной, что ее принялись воплощать без промедления. Если поначалу было принято решение о том, что бойцы идеологического фронта займут свои кабинеты лишь на государственных предприятиях, то чуть позже решили, что не стоит оставлять без идеологической подпитки и частный сектор экономики.

Вот тут-то и наступило время Филиппычей, которые давно застоялись в пенсионных стойлах. Девизом старых партийных кадров в застойные годы была цитата, произносимая Ростиславом Пляттом в фильме "Весна": "Где бы ни работать, только бы не работать". Этот девиз вернулся в современную жизнь в ответ на требование Александра Лукашенко "брать из прошлого все лучшее, что там было". Лучше идеи, чем мысль о получении денег за безделие, в прошлом не нашлось.

Надо сказать, мысль об идеологизации населения могла принести власти какие-то дивиденды. Но для этого необходимо одно маленькое условие - чтобы была идея, в которую хочет верить народ. А народ сегодня хочет верить в благополучие и свободу, что абсолютно противоречит идеологии власти, которая предлагает нищету и любовь к злому и закомплексованному директору совхоза. На подобный идеологический суррогат не может повестись даже Филиппыч, обутый в барановичские ботинки времен хрущевской "оттепели".

Мы закончили разговор на проспекте, и Филиппыч гордо пошествовал дальше, к светлому будущему, а я - к себе домой. Но меня еще несколько часов терзал вопрос, на который я так и не смог ответить: "Интересно, а что Филиппыч будет рассказывать работникам предприятия на своих политинформациях?".