Сергей потянулся, лежа на кровати, широко открыл глаза, и посмотрел в окно. За стеклом падал на землю и сразу таял снег, не успевая порадовать своей белизной редких граждан, любящих зиму. Настроение почему-то испортилось. Хотя, сказать "испортилось" можно лишь в том случае, если до этого оно было хорошим. Но хорошего настроения Сергей не ощущал уже почти год – с того самого Рождества, когда он узнал о своем увольнении по сокращению из газеты «Негодная доля».

Сергей встал с кровати и пошел в ванную. По непонятной причине он ощутил какую-то особую значимость этого серого вторника. Даже чистка зубов показалась ему излишне заурядной для столь особого дня. Замерев в ванной, Сергей несколько мгновений слушал свой организм, затем покрутил головой, стараясь отогнать непривычное ощущение. Списав новое для себя состояние на бессонную ночь, Сергей переместился в кухню для приготовления завтрака.

Пока на плите медленно доходил кофе, он повернул ручку приемника, в надежде услышать свежие новости. Приемник ответил гнетущей тишиной, изредка прерываемой астматическими хрипами динамика. «Со следующего гонорара куплю себе новый приемник», – констатировал про себя Сергей. Радио он любил больше телевидения еще со времен своей работы на станции «Радист – 101,2». Сергей часто вспоминал месяцы работы там, как лучшее время в своей жизни.

Поспешно выпив кофе, он надел куртку и вышел из дома. На запорошенной снегом скамейке сидел Архипыч. Он был ветераном трех войн: Отечественной, русско-японской и какой-то еще, которую никак не мог вспомнить. Архипыч неотрывно разглядывал тающий на асфальте снег. Услышав стук подъездной двери, он поднял глаза и увидел стоящего на крыльце Сергея. «Здоров, Сережка», – в его голосе слышались щемящие нотки скорби. Сергею даже показалось, что у Архипыча умер кто-то из близких. Не дожидаясь ответного приветствия, Архипыч добавил: «Ну, вот и все, Сергуня, сгинула правда». Сергей давно привык к тому, что Архипыч брюзжит на власть за посягательство на его право получать свободную информацию. Но на этот раз Сергею подумалось, что российская газета «Правда» прекратила, наконец, свое существование. Чтобы как-то ободрить Архипыча, он с деланным энтузиазмом продекламировал: «Не грусти, Архипыч! Что вы не завершили, – мы завершим!». Удивившись своему неестественному порыву, Сергей пошел в сторону автобусной остановки.

Проходя мимо киоска «Союзпечати», он привычным жестом достал из кармана кошелек и бодро отрапортовал в раскрытое окошко: «Негодную долю», «Белорусскую домовую газету» и «Сомнительные новости – минус». Достав из кармана полторы тысячи рублей, Сергей сунул их в окошко и с улыбкой добавил: «Сдачи не надо». Из окошка донесся раздраженный голос киоскерши: «Мне тоже не надо. С тебя еще триста рублей... с сегодняшнего дня подорожали». Сергею стало неловко, и он, положив в окошко триста пятьдесят рублей, схватив газеты, быстрым шагом направился к остановке.

К счастью, людей на остановке было немного, и автобус подошел достаточно быстро. Сергей первым вошел в салон и занял одно из свободных мест. На некоторое время он отключился от суеты, размышляя о материале, который должен был написать к сдаче номера. Идея материала не была оригинальной – Сергей подсмотрел ее в телепрограмме «Здоровье», когда речь шла об аденоме простаты. Приближающееся сорокалетие, как выяснилось из текста ведущей программы, угрожало Сергею этой самой аденомой. И он решил разобраться с грядущей проблемой за счет редакции.

Закончив размышлять о будущей статье, Сергей заметил, что автобус наполнен людьми, а, следовательно, пришла пора достать газеты, дабы избежать благотворительной сдачи насиженного места одной из автобусных бабушек. Первой он по привычке достал «Белорусскую домовую газету». Развернув первую полосу, Сергей не смог быстро осознать происходящее: на полосе были отпечатаны лишь шапка газеты, да реклама какой-то странной фирмы, олицетворенной странной девушкой, схватившейся за голову то ли от удивления, то ли от ужаса. Сергей перевернул страницу – разворот газеты был девственно чист. Перелистав весь номер, он обнаружил еще шесть рекламных модулей и колонку с выходными данными.

Сергей достал из сумки «Негодную долю» и «Сомнительные новости – минус». Наспех пролистав газеты, он увидел лишь шапки газет и несколько куцых рекламных объявлений. Не ручаясь за состояние собственной психики, Сергей оглянулся по сторонам. Сидящий по соседству пенсионер, одетый в вытертую кроличью шапку, рассматривал рекламное объявление автомобиля Mercedes CLK, расположенное в нижнем углу девственно чистой страницы газеты «Оборзеватель». Охвативший Сергея ужас поднял его с кресла и вынес из автобуса.

Оставшуюся до редакции остановку он прошел пешком. Сергей вспомнил молчащее радио и слова Архипыча, но он не мог понять, что произошло в стране за одну ночь, после которой пропали все новости.

Размышления Сергея разбились о входную дверь помещения редакции. Он торопливо открыл ее и пошел напрямую в кабинет главного редактора. Даже при желании, Сергей не остановился бы в общем зале редакции по причине полного отсутствия там журналистов. Он открыл дверь в кабинет редактора, не постучав.

За массивным двух тумбовым столом сидел Василий Иванович Станюк. Над его головой, словно нимб, висел диплом в золоченой рамке. Почетный документ повествовал: «Дипломом третьей степени награждается газета "Славянский шабаш». Ниже значилось: «Второй заместитель Председателя Чапаевского района г. Минска Б. Б. Закопызденко».

Сергей сел на стул, стоящий напротив редактора, и, едва сдерживая волнение, спросил: «Иваныч, ради Христа, объясни мне что-нибудь, или я сойду с ума». Василий Иванович поправил письменный прибор на столе и спокойно произнес: «Ты, Серега, не волнуйся. Я тоже, было, заволновался с утра, а теперь остыл». Сергей попытался придать ускорение главному редактору: «Блин, Иваныч, где новости-то? Почему газеты белые?..». «Газеты, Сережка, испокон веку белые – бумага такая... А ежели ты про материалы, так не будет больше материалов», – Иваныч и вправду был абсолютно спокоен, – «ты, видать, как и я, не просматривал агентские ленты, а там было ясно написано: с сегодняшнего дня в силу вступает новый закон о печати».

Сергей понял, что пропустил в жизни что-то очень важное. Он попытался успокоиться и до конца осознать происходящее: «Так про что можно писать, а про что нельзя?». Иваныч догадывался, что этот вопрос будет задан, а потому сразу ответил: «А ни про что нельзя». Взглянув в удивленные глаза Сергея, он продолжил: «Да не волнуйся ты так, Сергуня. Неужто тебе хочется писать дурные заметки про какую-нибудь аденому простаты?». «Не хочется», – признался Сергей. «Вот и не будешь. Свою убогую зарплату получать будешь, а материалы больше сдавать не будешь», – Иваныч откинулся в кресле и нащупал на столе пачку Marlboro. Сергей задумался, пытаясь переварить услышанное.

Прошло около трех минут, пока он смог свыкнуться с мыслью о своем новом положении. В голове, словно молнии, летали названия газет, жанры, лица журналистов и редакторов. Вдруг Сергей вспомнил про оставшиеся виды журналистики: «Иваныч, а телевизор?». Иваныч положил дымящуюся сигарету в пепельницу, взял со стола пульт дистанционного управления и включил телевизор. На экране возникла ведущая белорусских новостей. Она молча сидела в студии и неотрывно смотрела в объектив телекамеры. Сергею стало не по себе: «Чего это она? А, Иваныч?». Иваныч смачно затянулся сигаретой и, на выдохе, констатировал: «А вот так все новости и сидит, болезная». Сергей плохо понимал сидение в студии с закрытым ртом: «А чего молчит-то? Они ж государственный канал… могут, стало быть, говорить что-нибудь». Иваныч погасил сигарету и укоризненно глянул на Сергея: «Эх, Сергуня, скоро пятый десяток разменяешь, а ум все еще детский. Да как им говорить-то? Они же не знают, за что теперь могут с работы уволить или, того круче, в тюрьму посадить».

Сергей, не мигая, смотрел в глаза ведущей новостей. Вдруг она пропала с экрана, и пошел блок рекламы. «А рекламу можно?», – Сергей почувствовал, что еще не все потеряно. Иваныч расслаблено продолжил разъяснение новых веяний в журналистике: «Рекламу, Сергуня, можно. Именно за счет нее теперь и будем жить. Выходить в газетах будет только реклама, она же, как бы и новости. Например: рекламный модуль, на котором фото автомобиля BMW, и текст «Вчера на проспекте Машерова автомобиль «Жигули» сбил мужчину 48-и лет. Этого могло не случиться, если бы водитель купил себе новый BMW». «Круто придумано, Иваныч», – Сергей всегда искренне поражался таланту своего главного редактора выходить из любой ситуации победителем.

Иваныч покрутил в руках пепельницу и, выбросив ее содержимое в урну, спросил: «А ты че, Сергуня, про интернет не спросишь?». Сергей, вспомнив про еще один вид современной коммуникации, торопливо спросил: «Иваныч, а с интернетом что?». Иваныч открыл в компьютере окно Эксплорера, и, с видом победителя, набрал адрес www.charter98.org. Адрес моргнул буквами и самостоятельно изменился на www.president.gov.by. Иваныч глянул на Сергея и сказал: «Я даже pupsik.ru набирал – все равно президент получается». Сергей тупо смотрел в экран монитора.

Домой он шел пешком. Нельзя сказать, что настроение Сергея было плохим, скорее он просто чувствовал усталость от странных новостей этого дня. Подойдя к подъезду, Сергей увидел Архипыча, сидящего на скамейке. Архипыч повернулся к Сергею и с улыбкой сказал: «Слыхал новости, Сережка? Лукашку-то, того, арестовали... судить будут. А прокурор, навроде, повесился. Чуть не забыл: янтарную комнату нашли – она в резиденции замест спальни была…». Сергей не стал выслушивать монолог Архипыча до конца и, прервав его, спросил: «Ты где этой белиберды нахватался, ветеран мой ненаглядный?». «Дык, Филипповна рассказала, она в троллейбусе слыхала», – Архипыч почувствовал недоверие со стороны Сергея, – «А что, Сережка, не правда это?». Сергей махнул рукой, разрезав ладонью воздух: «Правда, Архипыч! Чистая правда!».

Он вошел в квартиру, умылся, и сел за компьютер. Дождавшись, пока тот загрузится, и, открыв Word, Сергей написал первое в своей жизни рекламное объявление: «Последняя диктатура в Европе приказала долго жить! Выполним последний приказ диктатуры. Бальзам Doupel Hertz – сила двух сердец!».