Подскакав поближе к  деревне и  убавив ходу,  солдаты увидели широкую
улицу,  так  ярко  освещенную заревом,  что  хоть иголки собирай.  По  обе
стороны горело несколько хат, а от них медленно занимались другие, так как
дул довольно сильный ветер и нес на соседние крыши искры, - нет! не искры,
а целые снопы искр, похожие на огненных птиц. На улице огонь освещал кучки
метавшихся людей. Крики их мешались с набатом, несшимся из укрытого в чаще
деревьев костела, ревом скотины, лаем собак и редкими выстрелами.
     Подъехав  еще   ближе,   солдаты   Володы"вского  увидели  рейтар   в
широкополых шляпах;  их  было  не  очень много.  Одни из  них  стреляли из
пистолетов по толпе крестьян, вооруженных цепами и вилами, и теснили их за
хаты,  на огороды; другие выгоняли рапирами на дорогу волов, коров и овец.
Иные   так   увешались  домашней  птицей,   еще   трепыхавшей  крыльями  в
предсмертных судорогах,  что  их  трудно было  разглядеть в  целых облаках
перьев.  Человек  двадцать держали  на  поводу  по  две-три  лошади  своих
товарищей, грабивших, видно, хаты.
     Дорога в деревню спускалась по косогору вниз среди березника, так что
лауданцев не было видно, но сами они видели всю картину вражеского набега,
освещенную  пожаром,   в  отсветах  которого  можно  было  ясно  различить
иноземных солдат,  мужиков,  которые защищались,  сбившись в беспорядочные
кучи,  и баб,  которых тащили рейтары.  Все метались с криками,  воплями и
проклятиями, будто куклы в святочном вертепе.
     Целую гриву огня разметал пожар над деревушкой и гудел все страшней и
страшней.
     Володы"вский приблизился  со  своей  хоругвью  к  распахнутым настежь
воротам на околице деревушки и дал команду убавить ход.  Он мог обрушиться
на ничего не подозревавшего врага и смести его одним ударом,  но маленький
рыцарь  решил  "попытать шведов" в  бою  открытом и  решительном и  потому
умышленно действовал так, чтобы его заметили.
     Несколько человек  рейтар,  стоявших  на  околице  у  ворот,  первыми
заметили приближавшуюся хоругвь. Один из них бросился к офицеру, стоявшему
с рапирой наголо посреди дороги в большой группе всадников,  и стал что-то
говорить ему,  показывая рукой в  ту  сторону,  откуда спускался со своими
людьми Володы"вский. Офицер прикрыл рукой глаза, посмотрел с минуту, затем
махнул  рукой,  и  тотчас  среди  криков и  воплей людей  и  рева  скотины
послышались громкие звуки рожка.
     Вот когда наши рыцари смогли подивиться выучке шведского солдата:  не
успели раздаться первые звуки рожка,  как  одни  рейтары выбежали из  хат,
другие  побросали награбленный скарб,  волов  и  овец,  и  все  кинулись к
лошадям.
     В  мгновение ока отряд построился в боевые порядки,  при виде которых
восхитилось сердце маленького рыцаря,  -  такие молодцы были солдаты.  Все
как на подбор,  рослые,  сильные,  одетые в  кафтаны с кожаными перевязами
через плечо,  в  одинаковые черные шляпы с  полями,  приподнятыми с  левой
стороны,  все на одинаковых гнедых лошадях,  стояли они стеной, с рапирами
на плече, бросая быстрые, но спокойные взгляды в сторону дороги.
     Но вот из строя выехал офицер с трубачом,  желая,  видимо,  спросить,
что это за люди так медленно приближаются к ним.
     Он,  видно,  думал,  что  это  какая-нибудь  радзивилловская хоругвь,
которая его не  тронет.  Он  стал махать рапирой и  шляпой,  а  трубач все
трубил в знак того, что они хотят говорить.
     - Ну-ка,  пальни по  ним  который из  дробовика,  -  сказал маленький
рыцарь, - чтобы они знали, чего могут ждать от нас!
     Раздался выстрел,  но  было  слишком далеко,  и  дробь  не  долетела.
Офицер,  видно,  все еще думал, что это какое-то недоразумение, потому что
закричал еще громче и стал еще сильнее размахивать шляпой.
     - Дайте ему еще раз! - крикнул Володы"вский.
     После второго выстрела офицер повернул коня и направился,  правда, не
очень торопливо, к своим солдатам, которые тоже стали рысью приближаться к
нему.
     Первая шеренга лауданцев уже въезжала в околицу.
     Шведский офицер  что-то  крикнул;  рапиры,  которые шведы  держали на
плече, опустились и повисли на темляках, и все солдаты мгновенно вынули из
кобур пистолеты и оперли их о луки седел, держа дулами вверх.
     - Отличные солдаты!  -  проворчал Володы"вский,  видя,  как  быстро и
согласно, почти механически выполняют они все движения.
     С  этими словами он  оглянулся,  в  порядке ли  его шеренги,  плотнее
уселся в седле и крикнул:
     - Вперед!
     Лауданцы пригнулись к шеям лошадей и помчались стрелой.
     Шведы подпустили их  и  дали вдруг залп из  пистолетов,  но  большого
урона  лауданцам,   укрывшимся  за  головами  лошадей,  не  нанесли;  лишь
несколько человек выпустили из рук трензеля и откинулись назад,  остальные
доскакали и сшиблись с рейтарами.
     Легкие  литовские  хоругви  были  еще  вооружены копьями,  которые  в
коронном войске оставались только у гусар;  но Володы"вский, зная, что бой
придется вести в тесноте,  приказал еще по дороге вдеть копья в башмаки, и
сейчас люди выхватили сабли.
     Первым  натиском  лауданцы не  смогли  опрокинуть шведов,  те  только
подались назад и,  пятясь,  стали сечь и  колоть их рапирами,  а  лауданцы
яростно теснили их  вдоль  улицы.  Сраженные падали  наземь.  Все  жесточе
сшибались  противники;  крестьяне,  вспугнутые лязгом  сабель,  убежали  с
широкой деревенской улицы,  где жар от пылающих домов был невыносим,  хотя
от дороги они были отделены садами.
     Под   все   более  стремительным  напором  лауданцев  шведы  медленно
отступали,  но еще в полном порядке.  Да и рассеяться им было трудно,  так
как  улицы  с  обеих сторон ограждали высокие плетни.  Порой они  пытались
остановиться, но не могли сдержать натиска.
     Удивительный это  был  бой,  в  котором  из-за  тесноты рубились одни
первые шеренги,  а  задние могли только теснить передних.  Именно по  этой
причине бой превратился в жестокую сечу.
     Попросив заранее  старых  полковников и  Яна  Скшетуского последить в
минуту атаки за людьми, Володы"вский сам наслаждался битвой в первом ряду.
Ежеминутно чья-то шведская шляпа проваливалась перед ним в темноту,  точно
ныряла под  землю;  порою  рапира,  выбитая из  рук  рейтара,  взлетала со
свистом  над   рядом  бойцов,   раздавался  пронзительный  крик  и   снова
проваливалась шляпа;  место ее занимала другая, третья, а Володы"вский все
продвигался вперед,  и маленькие глазки его светились, словно две зловещие
искорки;  но он не увлекался,  не забывался,  не махал саблей,  как цепом;
порою, когда никого нельзя было достать саблей впереди, он повертывал лицо
и  клинок чуть вправо или  влево и  мгновенно,  движением как  будто почти
незаметным,  выбивал  сбоку  рейтара из  седла,  и  страшен он  был  этими
движениями, легкими и молниеносными, почти нечеловеческими.
     Как женщина,  берущая коноплю, уйдя в заросли, совсем тонет в них, но
путь ее легко узнать по падающим стеблям, так и он исчезал на мгновение из
глаз в толпе рослых солдат; но там, где они падали, как колосья под серпом
жнеца,   подрезающего  стебли  у  земли,  там  был  именно  он.  Станислав
Скшетуский и  угрюмый Юзва Бутрым,  по  прозванию Безногий,  шли следом за
ним.
     Наконец задние ряды  шведов начали выбираться из  улицы  на  обширный
погост, а вслед за ними вырвались из тесноты и передние. Раздалась команда
офицера,  который хотел,  видно,  ввести в  бой сразу всех своих людей,  и
колонна рейтар в  мгновение ока развернулась в  длинную линию,  чтобы всем
фронтом встретить врага.
     Однако Ян Скшетуский,  который следил за общим ходом боя и командовал
фронтом хоругви,  не последовал примеру шведского офицера, вместо этого он
обрушился на  шведов тесной колонной и,  наперев на  ослабленную их стену,
опрокинул ее в мгновение ока,  всадив в нее как бы клин,  а затем повернул
на всем скаку к костелу, вправо, и зашел в тыл одной половине шведов, а на
другую ринулись с  резервом Мирский и  Станкевич,  ведя  часть лауданцев и
всех драгун Ковальского.
     Теперь бой закипел в  двух местах,  однако длился он  недолго.  Левое
крыло, на которое ударил Скшетуский, не успело сформироваться и рассеялось
первым;  правое, в котором был сам офицер, дольше оказывало сопротивление,
но  и  оно  было слишком растянуто,  ряды его стали ломаться,  мешаться и,
наконец, оно последовало примеру левого.
     Погост был  обширный,  но,  на  беду,  обнесенный высокой оградой,  а
ворота  на  другом его  конце  костельные служки,  увидев,  что  творится,
закрыли и подперли жердями.
     Рассеявшиеся шведы носились вдоль ограды, а лауданцы преследовали их.
Кое-где  кучки солдат,  иногда человек по  двадцать,  дрались на  саблях и
рапирах;  кое-где битва превратилась в ряд поединков,  и солдат сражался с
солдатом,  рапира скрещивалась с саблей, порою хлопал пистолетный выстрел.
Тут  рейтар,  уйдя от  одной сабли,  тотчас,  как  заяц под  свору борзых,
попадал под другую.  Там швед или литвин, выбравшись из-под рухнувшего под
ним скакуна, тотчас падал от удара подстерегавшей его сабли.
     Посреди погоста носились разгоряченные лошади без  седоков,  раздувая
от  страха храпы  и  тряся  гривами;  некоторые грызли друг  друга,  иные,
ослепнув и  ошалев,  поворачивались задом к  дерущимся солдатам и  били их
копытами.
     Выбивая  мимоходом из  седел  рейтар,  Володы"вский искал  глазами по
всему  погосту  офицера,  наконец  увидел,  что  тот  обороняется от  двух
Бутрымов, и подскакал к нему.
     - Посторонись! - крикнул он Бутрымам. - Посторонись!
     Солдаты послушно отпрянули, маленький рыцарь подскакал к шведу, и они
сшиблись так, что лошади под ними присели на зады.
     Офицер  хотел,  видимо,  прямым  ударом  клинка  свалить противника с
лошади;  но  Володы"вский подставил  рукоять  своего  драгунского  палаша,
повернул ее молниеносно на полкруга,  и рапира выпала из рук офицера.  Тот
нагнулся было к  кобуре,  но  в  ту  же  минуту от  удара палашом по  щеке
выпустил из левой руки поводья.
     - Брать живым! - крикнул Володы"вский Бутрымам.
     Лауданцы подхватили и поддержали раненого, который зашатался в седле,
а меленький рыцарь помчался в глубь погоста и снова крушил рейтар,  словно
свечи гасил перед собою.
     Но  шведы  уже  везде  сдавались шляхте,  более  искусной в  рубке  и
одиночном бою.  Одни из них,  хватаясь за острия своих рапир,  протягивали
противнику рукоятки,  другие бросали оружие к  ногам;  слово "пардон!" все
чаще раздавалось на  поле боя.  Шляхта на это не посмотрела,  она получила
приказ пана  Михала пощадить лишь  несколько человек;  тогда  шведы  снова
ринулись  в  бой;  отчаянно  защищаясь,  они  умирали  смертью,  достойной
солдата, кровью платя врагу за свою смерть.
     Час спустя шляхта уже приканчивала отряд.
     Толпы  крестьян  бросились на  погост  из  деревни  и  стали  хватать
лошадей, добивать раненых и грабить убитых.
     Так кончилась первая встреча литвинов со шведами.
     Тем временем Заглобе,  стоявшему поодаль в  березнике с  паном Рохом,
лежавшим на  телеге,  пришлось слушать  горькие  упреки  своего  пленника,
который винил его  в  том,  что  родич он  ему,  а  так  недостойно с  ним
поступил.
     - Погубил ты меня, дядя, совсем, не только пуля ждет меня в Кейданах,
но  и  вечный позор падет на мое имя.  Теперь кто захочет сказать:  дурак,
может говорить: Рох Ковальский.
     - Сказать  по  чести,  не  много  найдется таких,  кто  стал  бы  это
отрицать, - отвечал ему Заглоба. - Да лучшее доказательство твоей глупости
то,  что ты  удивляешься,  как это я  да поддел вдруг тебя на удочку,  это
я-то,  который крымским ханом вертел, как хотел. Уж не думал ли ты, щенок,
что я  позволю тебе отправить меня с достойными людьми в Биржи и бросить в
пасть шведам нас, величайших мужей, decus* Речи Посполитой?
     _______________
          * Украшение, гордость (лат.).

     - Да ведь не по собственной воле я вас вез туда!
     - Но  ты  был  слугой палача,  а  это  срам для шляхтича,  это позор,
который должен смыть с себя,  не то я отрекусь и от тебя,  и от всего рода
Ковальских.  Быть изменником -  это хуже, чем быть палачом, но быть слугой
того, кто хуже палача, - это уж самое последнее дело!
     - Я гетману служил!
     - А гетман сатане! Вот оно что получается! Дурак ты, Рох, запомни это
раз  навсегда и  не  спорь,  а  держись меня,  может,  тогда из  тебя  еще
получится человек. Знай, не одного я вывел в люди.
     Дальнейший разговор прервал треск выстрелов,  это в деревне начинался
бой.  Затем выстрелы смолкли;  но шум все еще продолжался и крики долетали
даже в этот укромный уголок в березнике.
     - Пан  Михал там уже трудится,  -  сказал Заглоба.  -  Невелик он,  а
кусает,  как  змея.  Нащелкают они там этих заморских чертей,  как орехов.
Лучше бы мне не здесь,  а там быть, а из-за тебя только слушать приходится
из этого березника. Вот она, твоя благодарность! И это поступок, достойный
родича?
     - А за что я должен благодарить тебя?
     - За то,  что не в  ярме ты у  изменника и  не погоняет он тебя,  как
вола,  коль  ты  для  этого больше всего годишься,  потому глуп и  здоров,
понял?  Эх,  а бой-то все жарче!..  Слышишь?  Это, верно, шведы ревут, как
телята на пастбище.
     Заглоба нахмурился тут, тревога взяла его; вдруг он спросил у Роха, в
упор глядя на него:
     - Кому желаешь победы?
     - Ясное дело, нашим.
     - Вот видишь! А почему не шведам?
     - А я бы и сам их лупил. Наши - это наши!
     - Совесть у тебя просыпается...  Но как же ты мог соплеменников везти
к шведам?
     - У меня был приказ.
     - Но теперь-то приказа нет?
     - Ясное дело, нет.
     - Твой начальник теперь пан Володы"вский, и больше никто!
     - Да как будто так!
     - Ты должен делать то, что тебе пан Володы"вский велит.
     - Вроде как должен.
     - Он  тебе  перво-наперво велит отречься от  Радзивилла и  служить не
ему, а отчизне.
     - Как же так? - почесал голову Рох.
     - Приказ! - рявкнул Заглоба.
     - Слушаюсь! - ответил Рох.
     - Вот и хорошо! В первом же бою будешь лупить шведов!
     - Приказ есть приказ!  - ответил Ковальский и вздохнул с облегчением,
точно у него гора свалилась с плеч.
     Заглоба тоже был доволен,  у него были свои виды на Роха.  Они вместе
стали слушать отголоски боя,  долетавшие до них, и добрый час еще слушали,
пока все не стихло.
     Заглоба обнаруживал признаки все большего беспокойства.
     - Неужто им не повезло?
     - Ты, дядя, старый солдат, а говоришь такое! Да ведь если бы шведы их
разбили, они бы толпою мимо нас отступали.
     - Верно! Вижу, и твой ум кое на что годится.
     - Слышишь, дядя, топот? Они не спешат. Посекли, верно, шведов.
     - Ох, да наши ли это? Подъехать поближе, что ли?
     С этими словами Заглоба спустил саблю на темляк, взял в руку пистолет
и двинулся вперед. Вскоре он увидел впереди темную массу, которая медленно
двигалась по дороге, в то же время до слуха его донесся шумный говор.
     Впереди ехало несколько человек, ведя между собою громкий разговор, и
вскоре Заглоба услышал знакомый голос пана Михала.
     - Молодцы!  - говорил Володы"вский. - Не знаю, как пехота, но конница
отличная!
     Заглоба дал шпоры коню.
     - Ну,  как вы там?!  Ну,  как вы там?! Я уж терпенье потерял, хотел в
бой лететь... Не ранен ли кто?
     - Все, слава богу, здоровы! - ответил пан Михал. - Но потеряли больше
двадцати хороших солдат.
     - А шведы?
     - Положили мы их без числа.
     - Потешил ты,  верно,  пан  Михал,  душу.  Ну  хорошо  ли  это  было,
оставлять меня,  старика,  тут на страже?  Да я прямо рвался в драку,  так
хотелось мне отведать шведятины. Сырых бы ел, право!
     - Можешь получить и жареных, их там десятка два испеклось в огне.
     - Пусть их собаки едят. А пленников взяли?
     - Ротмистра и семерых рейтар.
     - Что же ты с ними думаешь делать?
     - Я бы их повесить велел, ведь они как разбойники напали на деревню и
резали людей. Но вот Ян говорит, что это не годится.
     - А  знаете,  друзья мои,  что мне тут за это время пришло в  голову.
Незачем вешать их, надо, напротив, поскорее отпустить в Биржи.
     - Это почему же?
     - Как солдата вы меня знаете, узнайте теперь, какой из меня державный
муж. Давайте отпустим шведов, но не станем им говорить, кто мы такие. Нет,
давайте скажем им,  что  мы  люди  Радзивилла,  что  изрубили их  отряд по
приказу гетмана и  будем и впредь рубить все отряды,  какие встретятся нам
по  дороге,  ибо гетман только хитрит,  притворяется,  будто перешел на их
сторону.  Шведы там за  голову схватятся,  и  мы  очень подорвем их веру в
гетмана.  Да пусть у меня конский хвост отрастет,  коли эта мысль не стоит
побольше вашей победы.  Вы  себе то заметьте,  что мы и  шведам навредим и
Радзивиллу.  Кейданы далеко от  Бирж,  а  Радзивилл еще дальше от Понтуса.
Пока они  друг с  другом столкуются,  что да  как,  так ведь между ними до
драки может дойти!  Мы поссорим изменника с врагами,  напавшими на нас,  а
кто выиграет от этого, если не Речь Посполитая?
     - Побей  меня  бог,   добрый  совет,  и,  наверно,  стоит  победы!  -
воскликнул Станкевич.
     - Ты,  пан,  прямой канцлер по уму! - прибавил Мирский. - Расстроятся
от этого их ряды, ох, как расстроятся.
     - Так и сделаем,  -  решил пан Михал.  - Завтра же я отпущу шведов, а
сегодня знать ничего не хочу,  страх как я вымахался. Пекло там на дороге,
прямо как в печи.  Уф, совсем у меня руки занемели. Да и офицер сегодня не
может уехать, я его по лицу полоснул.
     - Только по-каковски мы им все это скажем? Что ты, отец, посоветуешь?
- спросил Ян Скшетуский.
     - Я и об этом подумал,  -  ответил Заглоба. - Ковальский мне говорил,
что у него есть два пруссака-драгуна,  которые здорово по-немецки лопочут,
ну и  парни бойкие.  Пусть они шведам по-немецки скажут,  ну а  по-немецки
шведы,  наверно,  умеют, столько-то лет провоевавши в Германии. Ковальский
уже  наш  душой и  телом.  Хороший парень,  и  мне  от  него будет большая
корысть.
     - Вот и прекрасно!  -  сказал Володы"вский. - Вы уж будьте так добры,
займитесь кто-нибудь этим делом,  а  то я от усталости и голос потерял.  Я
уже сказал солдатам,  что в  этом березнике мы  останемся до утра.  Поесть
принесут нам из деревни,  а теперь спать! За стражей мой поручик последит.
Право, я уж и вас не вижу, совсем глаза слипаются...
     - Тут стог недалеко за березником,  -  сказал Заглоба, - пойдемте все
туда,  да и соснем на стогу,  как сурки, до утра, а утром в путь... Больше
мы сюда не воротимся, разве только с паном Сапегой Радзивилла бить.